В августе нашему земляку поэту Валентину Соколову исполнилось бы восемьдесят пять. Впервые я прочитала о нем в конце восьмидесятых в одном самиздатовском журнале. Поразили и долго не отпускали строки:
И в тюрьме над каждой передачей,
Как над тихим озером березы,
Я стою, склонившись в тихом плаче,
В кровь томатов сбрызгивая слезы.
С портрета на меня смотрел человек с добрым и мягким лицом. Таких иногда называют беспомощными интеллигентами. Между тем Валентин Соколов в своей жизни прошел все круги ада, не потеряв себя. Трудно найти в России, кто бы столько вытерпел за свои стихи, полжизни проведя в тюрьмах и психиатрических больницах. В тридцатых годах его бы вряд ли оставили в живых, но после войны таких, как он, яростно инакомыслящих, предпочитали медленно «сжигать» в тесных душных камерах, на морозных этапах, в палатах с душевнобольными. Все это поэт за свои пятьдесят пять лет хлебнул сполна.
Он родился на лихославльской земле в августе 1927 года. А умер в 1982 году, по иронии судьбы, в очередную годовщину Октябрьской революции, которую считал бедой для страны. Его сразил инфаркт в курилке новошахтинской психиатрической больницы под РостовомнаДону. Тело поэта быстро вывезли и закопали в углу местного кладбища. В далеком Лихославле родственники не сразу и узнали, что его уже нет в живых. Впрочем, мысленно они распрощались с ним еще задолго до этого.
А страна вообще не ведала, что есть такой поэт Валентин Соколов, хотя времена на дворе наступали уже другие. Свой голос поднимали правозащитники. Но о скольких наглухо спрятанных наших соотечественниках мы не имели тогда никакого понятия! Покаянные строки напишет потом Андрей Дементьев:
Ты прости меня, земляк,
Что когда я был в фаворе,
Ты глотал тюремный мрак…
Свой первый срок по печально знаменитой 58й статье Соколов получил в 1948 году. За плечами у него была недолгая учеба в московском вузе, где царствовала нелюбимая математика, и незаконченная служба в армии. Отсюда он и пошел по этапу. А все потому, что читал сослуживцам крамольные стихи, наподобие этих:
Не любил я жалкой позы
Пионерских прилипал.
И мальчишкой галстукрозу
На рубашку не цеплял.
Уже потом, отмотав свой первый воркутинский срок, он напишет:
Отсюда каждый мыслит, как уйти,
И воли ждет, как розового чуда,
Сюда ведут широкие пути,
И очень узкие – отсюда.
Была в его жизни короткая «отдушина» свободы в Калинине, когда весной и летом 1956 года он зарабатывал себе на хлеб тяжелым физическим трудом. Его стихам, даже не протестным, в газеты путь был закрыт. Потом он переехал в Новошахтинск, где работал под землей. Там вступился на собрании за рабочего. Дома при обыске у него снова нашли запрещенные стихи. Так был припаян новый срок. А потом еще один и еще. Поэт напишет: «Я вошел в протоколы, а обратно не вышел».
Самой страшной в его судьбе была психиатрическая больница тюремного типа в Черняховске. Там находились на лечении так называемые принудчики – убийцы и маньяки. Возбуждение им снимали лошадиными дозами нейролептиков. Так же «лечили» и поэта. Вот его ощущение: «В сумасшедшем доме плаваю, как рыба, в черном водоеме». Удивительно, что в таком состоянии он еще мог писать стихи. Но ведь если находили ручку, сажали в карцер. Однажды его наказали даже за то, что он на подоконнике кормил голубей.
Была в жизни Валентина Соколова одна женщина, гораздо старше его, с которой он жил в Новошахтинске. Звали ее Ксения. Вначале она носила ему передачи, а потом испугалась допросов в КГБ. Женский вопрос в стихах поэта пронизан горечью:
На сотнях сумрачных дорог
Любви не встретил настоящей.
И что для девушки берег,
Все отдал женщине гулящей.
Читать стихи Валентина Соколова нелегко. В них черная зона, прибитая к земле «гвоздями вышек по углам». Но вдруг сквозь этот мрак внезапно прорывается такой свет и нежность! Среди страданий его душа обретает Бога. Но он видит в нем не всесильного повелителя, а человека, который ходит по земле среди людей и очень устал:
Он только Мамою жалетый,
Мальчишкой был, по существу,
Душой к земному естеству.
Он так любил несоразмерно
Детей и кошек, и собак,
А спал и кушал коекак…
Это совершенно неожиданный поворот огромной темы: «Когда ходил он по земле, его так мало мы жалели». Подобное мог написать лишь тот, кто прошел через нечеловеческие страдания, хотя и говорят, что Господь сверх меры не дает.
А гипотетические восемьдесят пять лет – это всего лишь повод вспомнить бессмертную душу загубленного поэта. Правда, счастье, что многие стихи остались. Их тайком выносили с зоны и заучивали наизусть. Так пусть Валентин Соколов живет в своих стихах. Они ведь и писались для этого в условиях, когда физически жить было невозможно.
Татьяна МАРКОВА/Тверская жизнь
